— Превосходно…
— Позволю себе не разделить вашего мнения. По нашим данным, русские собирались осуществить высадку на Луну в середине этого года. Мы думали их опередить. В этом основная цель операции “Атлант”. Американский флаг должен взвиться на Луне первым. В нашем распоряжении было два космических корабля класса Земля — Луна. Третий — усовершенствованная модель — будет готов только через год. Я имею достоверные сведения, что конструкция советских ракет уже позволяет им совершить посадку на Луну и обратный взлёт. Однако русские не торопятся с высадкой. Они перенесли её на середину будущего года. Хотят действовать наверняка. Но в случае необходимости они могут совершить посадку на Луну хоть сейчас. Могут… Вы меня поняли?..
— Разумеется! Превосходный план, достойный выдающегося дипломата. Вы хотите, чтобы спасательную экспедицию организовали русские. А тем временем ещё раз подвергнуть проверке механизмы “Атланта-2”… Чтобы тоже действовать наверняка. Об этом стоит подумать, генерал…
Першинг беспокойно зашевелился в кресле:
— Вы опять поторопились с выводами, профессор. Разумеется, я не имел в виду ничего подобного. И меньше всего хотел бы втравить в это дело русских. Если “Атлант” разбился (и девяносто девять шансов из ста, что это так), а русские сядут в кратере Арзахель удачно, приоритет снова за ними, и мы опять проиграли. Нам будут соболезновать, а их прославлять…
— Не вижу в этом ничего плохого, генерал. Новое не обходится без жертв… А Шервуд и его спутники, живы они или погибли — уже герои…
— Разумеется. И когда-нибудь мы соорудим им памятник. Но я предпочитаю иметь дело с живыми героями, профессор. Героями, которые успешно возвращаются и докладывают, что звёздно-полосатый американский флаг развевается на Луне. “Атлант-2” — наш последний шанс. Им нельзя рисковать ради… э-э… любви к ближнему, профессор. После неудачи “Атланта-1” многое надо ещё раз проверить. Майор Кросби полетит, но полетит немного позднее… Скажем, через полгода… Даже и в этом случае мы опередим русских. Как видиге, полет “Атланта-2” не отложен, он перенесён ради успеха операции… Это вызвано высшей необходимостью. Этого требует честь нашей страны. Вы поняли меня, профессор?..
Ошеломлённый Джеферсон молчал.
Генерал в течение нескольких минут внимательно наблюдал за окаменевшим лицом своего собеседника.
— Надеюсь, поняли, — резюмировал Першинг, вставая. — Я тоже хорошо понимаю вас, — продолжал он, положив руку на плечо Джеферсона. — Джон Смит — ваш ближайший ученик… Однако новое не обходится без жертв — это вы превосходно сказали.
— Но как же они, — прошептал старый учёный, не делая попытки подняться и ещё ниже опуская голову, — как же они все — Шервуд и Кэтрин Милс, и Джон?..
Генерал чуть заметно пожал плечами, медленно обошёл вокруг стола, опустился в кресло, взял сигару.
Джеферсон сжал голову тонкими жилистыми руками и сидел, не шевелясь.
Генерал прикурил от серебряной зажигалки в форме космической ракеты, затянулся, потом сказал:
— Они знали, на что идут. И мы с вами знали, профессор. Полет “Атланта-1” это — разведка… Разведка боем. И она показала, что операцию надо подготовить лучше. Вот мы с вами и подготовим. Послать сейчас “Атлант-2” на Луну — авантюра…
— Значит, и полет “Атланта-1” был авантюрой, — прошептал Джеферсон, не поднимая головы.
— В определённом смысле, да. Но нас оправдывает то, что мы не знали планов русских. Думали, что они готовят высадку на Луну. А они ограничились облётом…
Джеферсон тряхнул головой и, как юноша, вскочил с кресла. Опершись руками о край стола, он наклонился к самому лицу генерала и закричал:
— Это обман, отвратительный обман, недостойный порядочных людей. И никакими фразами, слышите, Першинг, никакими фразами его не прикрыть. Мы обманули их — Шервуда и других. И обманываем теперь свою страну и весь мир, сохраняя в тайне то, что случилось. Это надо прекратить, сейчас же, немедленно… Я…
Генерал поспешно отодвинулся. Не отрывая пристального взгляда от лица профессора, он достал тонкий батистовый платок; вытер рукав кителя, на который попали брызги слюны.
Джеферсон продолжал кричать об обмане, героизме, долге, о том, что наука принесена в жертву политике…
Генерал не слушал. Он смотрел в искривлённое злобой и болью лицо старого учёного и думал о том, как нелегко работать с этими неврастеничными глупцами из Консультативного совета. Воображают, что они что-то значат. А они всего лишь технические исполнители тех больших и важных планов, которые рождаются здесь в Управлении космонавтики… Однако довольно, надо “приземлить” милейшего профессора.
— Все это, вероятно, в какой-то степени справедливо, — сказал он, когда Джеферсон на мгновение остановился, чтобы перевести дух. — Но, право, это не имеет никакого отношения к делу. Решение принято, нам с вами остаётся только как можно лучше выполнить его. Я был уверен, что господин Паап объяснил вам положение. Только поэтому наш с вами разговор принял… э-э… несколько затяжной характер. Сегодня утром президент утвердил рекомендации сенатской комиссии…
— Я сейчас же еду к президенту, я… — перебил профессор.
— Повторяю, утвердил рекомендации, — чуть повысил голос Першинг. — Все необходимо сохранить в строжайшей тайне. Русские не должны узнать, что в кратере Арзахель лежат обломки нашего “Атланта”. Если кто-то чуть “пустит пар”, и русские начнут догадываться… О, последствия будут самые плачевные… И для вас также, дорогой профессор. Я совсем не хочу сказать, что этим “кем-то” можете оказаться вы. В вас я… э-э… не сомневаюсь. Но я также не сомневаюсь, что если хоть что-то проникнет в печать… Лучше не говорить об этом. Для многих это окажется жизненной катастрофой. И, разумеется, в случае любой газетной шумихи мы дадим официальное опровержение… Это вполне естественно. Да… Иногда цель оправдывает средства. Давайте кончим на этом наш малоприятный разговор. Жизнь складывается не из одних неприятностей… Кстати, вчера я узнал, что ваша кандидатура выдвинута в Национальную Академию. Я позволю себе уже сейчас поздравить вас, ибо считаю ваше избрание гарантированным.
— За кого вы меня принимаете, Першинг?.. — начал Джеферсон, но осёкся и, схватившись рукой за грудь, тяжело опустился в кресло.
Генерал поспешно позвонил.
— Воды и доктора быстрее, — сказал он, выросшему на пороге адъютанту. — Профессор почувствовал себя плохо.
— Ничего не надо, — пробормотал старый учёный, поднимаясь. — Ничего… Я поеду… к президенту… генерал.
— Может быть, лучше сначала к врачу, — уговаривал Першинг, провожая профессора до дверей кабинета. — Вам вредно волноваться, дорогой профессор. Вы совсем не бережёте себя. Всего вам хорошего. И, пожалуйста, не забудьте о нашем разговоре… Проводите, адъютант.